«Берег» и море - Страница 7

Многие моряки, знавшие Нельмина раньше, когда он «геройствовал» и «разносил» даже титулованных мичманов, сынков влиятельных отцов, удивлялись перемене прежнего независимого ругателя.

Только более наблюдательные люди и прежний министр, которого особенно бранил Нельмин, хорошо знавшие искренность его благородного негодования и цивических чувств, посмеивались и говорили, что Нельмин хоть и не отличается большим умом, но всегда был большой шельмой и отличным капитаном.

И все думали, что Нельмин скоро посадит на мель старика, и не ждали ничего хорошего от будущего начальника.

VII

Берендеев одобрил доклад своего любимца и спросил:

– Артемьева назначили старшим офицером на «Воина»?

– Точно так, ваше высокопревосходительство. Он имеет все права на плавание. Сегодня утром я объявил ему о назначении и предложил, согласно вашему приказанию, уехать через трое суток.

– И что же? Отлынивал?

– Да. Очень просил не посылать в Тихий океан.

– Разнесли его, конечно, Иван Сергеич?

С особенной аффектацией служебной почтительности, скрывавшей и зависть и снисходительное презрение честолюбивого интригана к старому отсталому адмиралу, Нельмин ответил:

– Я выслушал мотивы его просьбы, нашел их неосновательными и объявил ему, что не могу доложить об его просьбе вашему высокопревосходительству… Вы изволили его назначить… И, разумеется, не измените своего приказания без особо уважительных причин.

– Конечно, конечно! – поддакнул Берендеев. – И какие мог он привести причины?

– Разумеется, будто бы важные семейные обстоятельства! – И с циничной улыбкой Нельмин прибавил: – Я, ваше высокопревосходительство, догадываюсь, какие это важные семейные обстоятельства, из-за которых этому красивому молодчине не хочется уезжать из Петербурга… Да еще на Восток… Любоваться китаянками и японками или таким «бабцем», как начальница эскадры Тихого океана, при которой адмирал – вроде вестового.

Старый адмирал поморщился.

У него сохранились еще некоторые правила, едва ли знакомые многим чиновным людям того времени, более приспособленным к жизни на берегу и обладающим большими административными талантами, чем Берендеев, пробывший полжизни в море. Он брезгливо останавливал разговоры, имеющие характер сплетни, наговора или злоязычия, про сослуживцев, и особенно гневался, если кто-нибудь из желающих прислужиться адмиралу начинал передавать ему то, что о нем говорят, или кто его бранит. Тогда старик резко обрывал и негодующе кричал:

– Мне не нужны сыщики. Я адмирал русского флота, а не начальник сыскного отделения!

На этот раз, благодаря визиту Артемьевой и ее странной, непонятной просьбе об отправке мужа, Берендеев сконфуженно спросил:

– О чем же вы догадываетесь, Иван Сергеич?

– Вы ведь не любите, ваше высокопревосходительство, все то, что изволите называть неслужебными разговорами…

– Все-таки… говорите, Иван Сергеич.

«Небось, и „старый дятел“ разрешил себе любопытство!» – насмешливо подумал Нельмин. И, довольный, что может рассказать нечто пикантное в его вкусе, Нельмин весело улыбнулся и, выдержав паузу, спросил:

– Изволили видеть Каурову, ваше высокопревосходительство?

Старик утвердительно кивнул головой. Эта несимпатичная ему дама бывала у его жены.

– Недаром ее прозвали «великолепной Варварой»… Невредная барынька… «Юнонистая», обворожительная и знает, чем довести до ошаления и старого и малого. Ну, и с темпераментом, и без предрассудков. Мужу еще два года плавать на Востоке… Не оставаться же «великолепной Варваре» безутешной вдовой… Артемьев и втюрился… Каурова и обрадовалась отбить такого красавца от жены… Та – очень пикантная брюнетка… Но строга… Своего благоверного только и признает… Он и взбунтовался… «Великолепная Варвара» и сама влюбилась… По крайней мере и прежнего своего обожателя второй молодости не удержала для контенанса и подарков… Уволила по третьему пункту…

Старый адмирал понял странную просьбу Артемьевой и только удивился, как Артемьев мог променять свою жену на Каурову.

Но зато как противен был Берендееву этот игриво-циничный тон своего любимца.

И, прерывая Нельмина, он с упреком проговорил:

– Пакостно вы думаете о женщинах, Иван Сергеич.

«Я не такая фефела, как ты, „старый дятел“, влюбленный в свою продувную адмиральшу!» – мысленно промолвил Нельмин.

И, словно бы извиняясь за свои взгляды на женщин, сказал:

– Старому холостяку это простительно, ваше высокопревосходительство.

– Все-таки… Женщина… Мало ли врут на женщин… Пожалеть надо чужую репутацию…

– Могу уверить, ваше высокопревосходительство, что репутация «великолепной Варвары» прочно установлена. Я хорошо это знаю… – подчеркнул Нельмин, значительно усмехнувшись, словно бы намекая, что был близок с Кауровой.

С этими словами он поднялся с кресла и почтительно-официальным тоном спросил:

– Не будет никаких приказаний, ваше высокопревосходительство?

Старик задумался, словно бы припоминая что-то, что нужно сказать, озабоченно нахмурил брови и забарабанил по столу сморщенными, костлявыми пальцами. И длинный нос его точно нюхал воздух.

– Кажется, ничего! – нерешительно протянул Берендеев, взглядывая на часы.

Он вспомнил, что у него одно очень неприятное решение и что его ждут другие доклады, хотел было отпустить Нельмина, как вдруг спохватился и, довольный, что вспомнил, расправил брови, перестал барабанить и торопливо сказал:

– Ведь в пять часов встреча персидского шаха?